Когда фон Риббентропа судили в Нюрнберге, его обвинили в преступлении против мира в форме соучастия в развязывании агрессивных войн. Подсудимый отбивался, заявляя, что подписывал только и исключительно мирные договора, и удивлен, что не видит рядом с собой на скамье подсудимых тех господ, которые подписывали с ним эти договора. Не хочу здесь критиковать решения Международного военного трибунала (который не совсем правильно называют судом), но нашего Иоахима в итоге повесили. Заявив, что подписание им мирных договоров было частью общего гитлеровского плана по завоеванию мирового господства.
Отвлекусь немного – это важно. Инициативу объявления войны Третий рейх взял, если не ошибаюсь, на себя только дважды – 22 июня 1941 (СССР) и 11 декабря того же года (США). Во всех остальных случаях войну объявляли именно Германии. Об этом даже вполне однозначно высказалась советская дипломатия, подчеркнув осенью 1939 года, что ответственность за продолжение войны лежит полностью на англо-французской стороне, отвергающей все мирные инициативы Германии.
Если отвлечься от работ Суворова, Солонина и других историков-ревизионистов, то участие советской агентуры в антигерманском перевороте в Белграде в начале апреля 1941 года было грубейшим нарушением Пакта Молотова-Риббентропа, по которому Югославское королевство отходило в сферу государственных интересов Германии. Что касается войны с США, то это было естественным ходом, после того, как Рузвельт уже несколько месяцев фактически участвовал в войне с Германией, организовав широкомасштабные стратегические поставки Британии и СССР (ленд-лиз).
Все ультиматумы – и Австрии, и Чехии, и Польше исходили лично от Гитлера.
Но вернемся в русло главной темы. В воскресенье, 30 марта произошло два знаменательных события. Вице-премьер Рогозин в интервью Марианне Максимовской (программа "Неделя"), предупредив, что говорит не как сановник, а как гражданин, на прямой вопрос: не удовлетворится ли Россия крымским приобретением, честно сказал, что "границы двигаются". Большего признания, сделанного в открытом виде, что превратившаяся на наших глазах в изгоя Европы, Россия отныне ступила на путь территориальных претензий к соседям, трудно представить. Само это заявление, сделанное публично членом правительства страны – учредителя ООН, перечеркивает всё международное право, как оно было создано Лигой наций в 1919 году и восстановлено в 1945 Уставом ООН. Путинская Россия, войдя в этап руссизма, ясно и однозначно дала понять, что являет собою угрозу миру и стабильности в современном мире, и что сдержать её может только сила вкупе с готовностью её реально применить.
В тот же день стала известна официальная позиция России по Украине. Министр Лавров, после переговоров со своим американским коллегой в Париже, вновь огласил центральные положения ультиматума соседней стране:
1) ввести на общегосударственном уровне двуязычие;
2) провести федерализацию государственного устройства. Буквально накануне Лукашенко выразился в том смысле что "федерализация" (как её понимает в данном случае Москва) приведёт к распаду большого государства в середине Европы, что чревато…
Итак, нам дано понять, что отныне целью отечественной дипломатии является расчленение Украины, вызванное стремление удушить украинскую революцию.
Все сравнения с политикой Третьего рейха, который, используя немецкое меньшинство, отгрызал куски от соседей, уже повторены многократно. Но я хочу напомнить, что схожее стремление было и у Российской империи, когда используя сербский национализм, она пыталась расчленить Австро-Венгрию. Сигналом к чему стало организованное сербским генштабом убийство очень прославянски настроенного наследника престола в Сараево. Федерализация Дунайской монархии, о которой постоянно говорил эрц-герцог Франц-Фердинанд, его посулы короноваться и славянским королём, означали, что уже буквально через несколько лет (его дяде Францу-Йозефу оставалось жить пару лет) будут опрокинуты надежды петербургских неославянофилов на развал Двуединой империи, а начинания в области федерализма (открыто говорилось о модель Соединённых Штатов) показали бы "дурной пример" подданным династии Романовых.
Отмечу сразу, что никакое международное право, включая нормы Совета Европы, с которым нам вскоре предстоит распрощаться, не требует ни придания языку крупнейшего этнического меньшинства статуса второго общегосударственного (это дело внутринационального общественного договора), ни федерального устройства для полиэтнических государств.
Понятен страх перед двуязычием государств с несложившейся гражданской нацией и только формирующейся национальной идентичностью. Ведь такое двуязычие немедленно приводит к фактическому появлению двуобщинного государства.
В конкретных условиях Украины, на территории которой, как показали недавние события, фактически находятся две нации – украинская и советская, наделение русского языка статуса государственного, в сочетании с федерализацией (т.е. правом областей, или укрупненных областей) иметь собственное законодательство – будет означать вытеснение украинского языка из всех публичных сфер на трети территории Украины.
В странах с неразвитым гражданским обществом и местным самоуправлением федерализм даже опасен. Если единицами федерализации становится большое количество в основном экономически и политически слабых образований, то мы получаем нынешнюю российскую пародию на федерализм, состоящий из конгломерата заповедников местнических тоталитарных и авторитарных режимов. Затем этот конгломерат сменяется централизмом имперского типа. Если же таковых единиц немного – то это просто приводит к разделению государства. Согласие Украины на "ультиматум Лаврова" будет означать её быстрое расслоение на три части – фактический филиал России, ненавидящую этот "филиал" западную часть страны и промежуточную зону. Если учесть, что сколь-нибудь значимая федерализация, хотя бы такая, как, например, имевшая место в РФ в середине 90-х, и уничтоженная Путиным в начале 2000-х, означала нарастание социально-экономического расслоения и стремление регионов-доноров (политически их объединяли Лужков и Шаймиев) командовать страной.
Кроме того, федерализация означает необходимость создания верхней палаты парламента, которая неизбежно станет тормозом на пути демократических реформ.
Как и в 1791-93 годах во Франции, в нынешних конкретных условиях Украины, областная самостоятельность означает гибель революции.
Немного о реакции на внешнее давление в пользу этнического самоопределения. В 1974 года, к восторгу правого американского лагеря и лидеров еврейского движения за выезд в Израиль, в первую очередь, обращения к Конгрессу США Натана Щаранского, была принята знаменитая поправка "Джексона-Вэника", требующая от СССР поддерживать уровень еврейской эмиграции на уровне не менее 30 тыс. человек в год (рекорд 1973 года). Как только еврейская эмиграция из "бокового ответвления" гуманитарного сотрудничества в эпоху разрядки международных отношений превратилась в одно из ключевых звеньев советско-американских отношений, Кремль стал давить на Белый дом, ограничивая выезд. В результате этого, еврейская эмиграция была достаточно быстро сведена на нет (полное измельчание потока пришлось на начало правления Горбачева), а огромное количество "отказников" подверглись преследованиям и арестам, часто по сфабрикованным уголовным обвинениям, что не практиковалось в отношении "политических" и правозащитных диссидентов. Это выразительный пример того, как ударяет политизация вопроса по живым людям. Несложно представить, как отзовется на русских, на всех кто сохранит тягу к России и русской культуре кремлёвская "забота" о них, подкреплённая лязгом российских танков вблизи границ.
Расчёт путинизма понятен – погубить Украинскую революцию, напугавшую его до паморок, утопив в этнокультурной и межрегиональной вражде.
Но любая революция и любая нация стремятся защищаться. Сейчас в Украине царит эйфория. Она скоро пройдёт. Ультимативные требования повысить статус русского языка означают высочайшую подозрительность ко всем призывам уважать русскоязычие и повышать самостоятельность областей.
И тут российская интрига срабатывает в полной мере – начинается революционная украинизация, значительно более страстная и методичная, чем бюрократические инициативы при президентах Кравчуке и Ющенко. И как ответная реакция – рост антиукраинских настроений. Результатом становится либо действительное начало вооруженного этнополитического конфликта, превращение юго-востока Украины в аналог Северной Ирландии 45 лет назад, либо превращение политической борьбы в яростное этнокультурное соперничество. Итогом этого в любом случае станет не просто дестабилизация Украины (даже, точнее, особенно, при согласии на условия Москвы), но и её развал. Опыт разжигания войны через создание промосковского анклава хорошо отработан на Чечне, когда сперва была создана "администрация Лабазанова" в Надтеречном районе с большой долей русского населения, затем были рейды танкистов-наемников на Грозный (в октябре и ноябре 1994) и уже вскоре – полномасштабное вторжение, переросшее в Первую Чеченскую войну. Если вспомним, то детонатором же Второй Чеченской войны стал мятеж радикала Басаева против умеренного Масхадова летом 1999 года, а затем "уход" незадачливых инсургентов в дагестанский поход.
В любом случае, именно русское и русскоговорящее население Украины превращено сейчас Кремлём в заложников. Именно эти людям обречены будут бежать в Россию от социального и политического кризиса, от кровавого гражданского конфликта. Именно им, тем, кто остался, предстоит испытывать каждодневные унижения от необходимости демонстративно подчеркивать свою лояльность и преданность украинству.
