Газ в Европе резко подешевел в начале торгов в пятницу. Цена опускалась почти на 12% и оказалась меньше €285 за 1 Мвт-ч. Стоимость контрактов на поставку природного газа с исполнением в сентябре на хабе TTF в Нидерландах 26 августа снизилась на 11,95% в сравнении с уровнем закрытия рынков накануне — до €283 за 1 МВт-ч, следует из данных Межконтинентальной биржи. После этого часть потерь была отыграна. По состоянию на 10:20 мск фьючерсы стоили примерно €305,995 за 1 МВт-ч — это на 4,8% меньше, чем было на закрытии биржи 25 августа.
Это цитата из материала "Форбс". "Форбс" считает цены немного непривычно для нас, беря за точку отсчета не 1000 кубометров, а Мвт-ч. Есть и другие системы измерений цен, но здесь интересно другое.
Подобные скачки-флуктуации, не имеющие сколь-либо системного вида, иногда называют "осцилляцией" системы — то есть, хаотическими колебаниями по частоте и амплитуде. Что является маркером приближения фазового перехода между двумя равновесными состояниями системы. "Старое" состояние уже "выбито" из равновесия, новое еще не наступило. Так как здесь мы имеем дело с ситуацией на газовом рынке (а шире — на энергорынке) Европы, то эти осцилляции маркируют происходящий фазовый переход между двумя состояниями энергобаланса Европы.
Если совсем строго, то даже европейским рынком всё это не ограничивается, так как примерно схожие процессы происходят на двух других крупнейших рынках: американском и китайском, то есть, формируется новый глобальный энергобаланс. Сам процесс формирования нового баланса иногда называют "энергопереходом".
Фазовый переход — это, в общем-то, не самое обычное состояние любой системы, но ничего выдающегося в нем нет. Это хорошо изученный процесс, с которым мы знакомились еще в 6 классе школы на физике, строя график перехода воды в пар. И, кстати, об этом графике.
Прямая линия на оси температуры — это энергозатраты системы на сам процесс фазового перехода. Он всегда затратен по ресурсам (в данном случае по теплу). Что произойдет, если выключить горелку под пробиркой с водой (иначе говоря — если ресурс окажется недостаточным)? Фазовый переход прекратится. Для пробирки с водой это мало что значит — она постепенно остынет и в ней окажется та же вода, правда, меньшего объёма. Для сложных систем, увы, всё не так: часть связей разрушится в процесс прерванного перехода необратимо (ну, к примеру, денатурация белка — обратно процесс уже не провести). Что позволяет сделать вывод: фазовый переход либо завершается выходом в новое состояние, либо прерывается с последующей деградацией системы.
Всё это весьма характерный признак катастрофы, одним из свойств которой является необратимость. Невозможность "откатить назад".
Что произойдёт с энергосистемой Европы (а более широко — с глобальным энергобалансом), если процесс энергоперехода не сумеет выйти в новую фазу (иначе говоря — не будет создан новый устойчивый энергобаланс)? Она деградирует. Просто вернуться к состоянию "до" энергоперехода будет уже невозможно. Деградация энергосистемы приведет к существенному упрощению экономики, это приведет к примитивизации социума и в конечном итоге — отбросит Европу в развитии на значительное время. Причем процесс этот обладает своими собственными положительными обратными связями (и чем сложнее система, тем их больше), поэтому деградацию нужно будет еще как-то остановить, и пройдет она тоже неравномерно: где-то глубже, где-то не очень.
И наоборот — если энергопереход удастся, будет создан устойчивый энергобаланс, Европа раскроет для себя все преимущества новой фазы, а именно: новое пространство решений, свободное от противоречий предыдущей фазы развития. Что и обеспечит бурный рост на первом этапе, который быстро компенсирует все потери как предыдущего этапа, так и процесса перехода. (В скобках скажу, что нам это сейчас совершенно не грозит, мы свой фазовый переход проспали — потенциально он мог состояться в 2008-2012 годах, но режим сжег ресурсы в никуда, поэтому мы сейчас находимся в чётко деградационном тренде, который продолжается)
Что означает всё сказанное в практическом смысле?
Сам по себе энергопереход не завершен. Более того, неясно, завершится ли он так, чтобы возникла новая устойчивая энергосистема Европы и двух других крупнейших энергорынков. Теоретически пока всё идёт в нужном направлении, есть понимание того, что ресурсы еще далеки от исчерпания, но все равно, это процесс вероятностный, так что уверенности нет и не будет почти до самого конца.
Сейчас Европа входит в самый опасный период перехода: для его завершения требуется ресурс во всё возрастающем количестве, так как часть его вынужденно тратится на поддержание управляемости перехода, а чем ближе к завершению, тем хуже это управление работает. Нынешний кризис связывают с Россией и газовой войной, которая идёт уже не скрываясь за кружевом слов. Что верно, но лишь отчасти, причем эта газовая война — не причина кризиса, а наоборот, его следствие. Да и началась она не сейчас, а гораздо раньше. Первые ее проявления можно маркировать известной Мюнхенской речью Путина, в ходе Арабской весны события перешли в острую фазу, в том числе и вооруженных локальных конфликтов. Сейчас — завершение, переход к макрорегиональным конфликтам, в том числе и вооруженным.
В каком-то смысле нам везет, что нет единого глобального рынка газа, а есть три обособленных, хотя и связанных между собой, региональных рынка. Поэтому на всех трех рынках вооруженная фаза конфликта проходит и будет проходить по своему внутреннему сценарию. В Европе — это российско-украинский вооруженный конфликт, китайский рынок может потрясти вооруженный конфликт Китай-Тайвань, в США возможен тот или иной сюжет гражданского конфликта или даже войны. Будь энергорынок глобальным, конфликты развивались бы по нарастающей вплоть до мировой войны с единым сюжетом. Сейчас же мы можем увидеть только региональные, не имеющие перспектив выхода на глобальный уровень. Иначе говоря — конфликт Россия-Украина может перерасти в континентальный, но это его предел. То же относится и к гипотетическому конфликту Китай-Тайвань. Он может перерасти в региональный, но опять же — вряд ли выше.
В случае, если бы удалось избежать вооруженного конфликта в Европе (что не слишком вероятно, но такая возможность, скорее всего, существовала), процесс перехода должен был занять всё текущее десятилетие. И к 2030 году в целом устойчивая энергосистема и энергобаланс Европы был бы создан к этому сроку. Острый конфликт позволяет пройти стадию формирования устойчивого баланса быстрее. Скорее всего, Европа сумеет создать такое устойчивое состояние к 2025-2026 году. Правда, в таком случае увеличится период адаптации системы к новому устойчивому состоянию, но главное здесь — ускорение выхода к точке невозврата и формированию устойчивого положения. Иногда это стоит дополнительных затрат. Темп в ходе кризисных событий зачастую играет определяющую роль. Ошибки можно исправить и позже.
Сказанное означает, что 2022/2023 год и примерно год-полтора следующих будут определяющими, причем 2023 год (скорее всего) станет вообще ключевым для европейского перехода. С Китаем и США сложнее, так как там есть существенные политические факторы, которые могут повлиять на процесс, а потому что-то определенное можно будет говорить по итогам выборов 22 года и в особенности выборов 24 года в США (когда сильно возрастает вероятность вспышки гражданского противостояния), для Китая многое решится этой осенью после съезда КПК, на котором будет решаться вопрос о власти, а значит — и о выборе дальнейшего пути: либо продолжение текущей политики, либо существенная ее корректировка. Пока Штаты идут третьими в этом соревновании, но это и понятно: они самые большие, поэтому и инерция системы огромна.
Что с Россией? Мы в стороне от всех этих процессов, мы в собственной текущей катастрофе. Точнее, в устойчивом деградационном тренде. Который пока даже не остановлен, а потому он продолжается. Хроническая болезнь опасна тем, что к ней привыкают, и она перестает восприниматься болезнью.
Выход для нас вполне очевиден: формулирование проекта своего собственного перехода. Нынешняя элита к этому неспособна хотя бы потому, что она и создала текущую катастрофу, а потому обозначить выход из нее — дело других. Она свою роль уже сыграла до конца, ничего другого предъявить она не может.
Поэтому для России выход выглядит как смена правящего режима, приход к управлению другого, который сможет сформулировать новый проект развития, изыщет ресурс и пропишет последовательность-стратегию перехода. И как минимум его начнет. Заканчивать его, скорее всего, будет следующее поколение новой элиты, которое придет в конфликте между теоретиками первой волны и практиками самого переходного процесса. Это опять-таки во многом катастрофический сценарий, но альтернатива еще менее радужна: даже у деградации есть предел устойчивости. Нынешний тренд однозначно ведет страну к распаду и частичной дезинтеграции. С существенным падением всего, распадом социальной системы и в конечном итоге — резким популяционным сокращением. Вымиранием, говоря по-простому. Собственно, выбор небогатый, но хорошо то, что он пока есть.
! Орфография и стилистика автора сохранены
