Все больше гражданских активистов покидают Россию по политическим причинам. Над кем-то висит дамоклов меч сфабрикованного уголовного дела, кто-то решается на этот шаг, не веря в возможность свободно выражать свои оппозиционные взгляды в России. 20-летний Александр Шелковенков неоднократно участвовал как в акциях оппозиции — против войны в Украине, в поддержку политзаключенных, так и в grassroots-гражданских инициативах — против застройки парков, системы Платон. 10 мая активист эмигрировал в Украину, где попросил политического убежища. Этому шагу предшествовал год преследований: аресты, обыски, взлом квартиры, увольнение с работы после обращения "от кого следует" и запредельная сумма непонятно откуда взявшегося штрафа. Как увлечение фотографией приводит в оппозицию, стоит ли рисковать и какие акции протеста пропускать нельзя, читайте в интервью активиста Каспаров.Ru.
— Многие люди приходят в оппозицию, столкнувшись с несправедливостью на личном опыте. Что привело вас в протест?
— Началось все с того, что я увлекся фотографией. Делал самые разные снимки, вел свой блог в "Живом журнале". Этот период как раз пришелся на начало массовых митингов — я их увидел и стал фотографировать. 24 декабря 2011 года я первый раз сам поучаствовал в акции — вышел на проспект Сахарова. Что стало причиной? Больше всего меня тогда возмутило, что в России люди могут сидеть в тюрьме из-за своих политических взглядов.
— Изменились ли ваши взгляды за эти пять лет?
— Сначала я считал себя просто гражданским активистом. В оппозицию я пришел в 16 лет, с 17-ти я стал называть себя левым, а первое и единственное движение, в которое я вступил — "Национал-большевистская платформа" (организация, отколовшаяся от "Другой России" из-за противоположной позиции по "украинскому вопросу" и несогласия с курсом руководства партии — прим. Каспаров.Ru), и я не думаю, что буду вступать в какие-то другие движения.
— Почему вы решили уехать из России?
— Из-за моей оппозиционной деятельности меня преследовали сотрудники ФСБ и Центра "Э" (Центра по противодействию экстремизму — прим. Каспаров.Ru). Началось с ареста на 30 суток (активист был задержан за акцию в поддержку украинской летчицы Надежды Савченко), потом были трудности, когда я устраивался на работу (активиста уволили после обращения ФСБ). 12 июня 2015 года в квартиру, где я жил, ворвался СОБР (В День России в московскую квартиру, где проживали левые активисты, вломился СОБР, оперативники ФСБ и Центра по противодействию экстремизму. Как ранее рассказывал Шелковенков, сотрудник Центра "Э" продемонстрировал ему судебный ордер на обыск, полученный за два часа до утреннего рейда — прим. Каспаров.Ru). Потом у меня дома был обыск по какому-то непонятному делу о мошенничестве. Якобы оно было произведено с карты, которую у меня украли и которую я не стал блокировать, поскольку на ней не было денег. Проводившие обыск сотрудники утверждали, что я с помощью карты похитил у какого-то банка большую сумму денег.
Один из них прямым текстом сказал мне, что, если я не прекращу оппозиционную деятельность, то меня посадят или со мной произойдет что-то еще.
— Дело о мошенничестве действительно было возбуждено?
— У меня в квартире прошел обыск якобы по этому делу, но другой информации о нем у меня нет. Никаких бумаг по нему тоже.
— Вы упоминали, что последней каплей для вас стала блокировка карты, куда вам начисляли зарплату, якобы из-за огромного штрафа. Как вы узнали о причинах блокировки?
— Когда на карту накладывается арест, это делается по бумаге, в которой заполняют несколько граф, в частности указывается номер исполнительного делопроизводства и должностное лицо, от которого поступил запрос. Мне в Сбербанке выдали документ, в котором была написана только сумма штрафа, а в графе о должностном лице стоял прочерк. Номера делопроизводства тоже не было (редакция Каспаров.Ru располагает копиями обеих бумаг).
Даже сами сотрудники Сбербанка, у которых я эту справку получил, удивлялись ее виду. Я обратился к юристу, и он подтвердил, что документ заполнен не по форме и непонятно, как работники банка вообще приняли его к исполнению.
Более того, 17 мая по доверенности от меня в банк сходил мой знакомый, и ему выдали другую бумагу, в которой по-прежнему не были указаны номер делопроизводства и должностное лицо, зато сумма штрафа возросла до 42 миллионов рублей!
(Накопительный арест подразумевает арест всех приходов на счет до накопления определенной суммы. Свыше указанной суммы деньги со счета тратить можно. Подробности о причине ареста карты можно было бы выяснить на сайте службы судебных приставов, но для этого в полученных Шелковенковым документах не хватает номера дела — прим. Каспаров.Ru.)
— А речь не может идти о каких-то неоплаченных штрафах за акции, в которых вы участвовали?
— Я не знаю, как можно накопить такую сумму административных штрафов. Самые крупные взыскания по восьмой части статьи 20.2. ("Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования" — прим. Каспаров.Ru). У меня протокол по этой части был только один, и то мне не штраф дали, а 30 суток.
— Какие у вас первые впечатления об Украине?
— Положительные: меня приняли, не отправили сразу же обратно. У меня не было загранпаспорта, и могли возникнуть проблемы, но пока все хорошо.
— Планируете ли вы заниматься активизмом в Украине?
— Связанным с украинской повесткой — не собираюсь. Но если у меня будет возможность как-то помогать российской оппозиции, я с удовольствием это буду делать. Но как участвовать в жизни протестного движения России из-за рубежа — сложный вопрос.
— На ваш взгляд, остается ли еще возможность заниматься политическим и гражданским активизмом в России?
— Российская оппозиция условно делится на две группы: тех, кто занимается выборами, и тех, кто как-то иначе присутствует в политической жизни — проводит акции прямого действия, участвует в местных протестах и так далее. Первых лично я не понимаю. На мой взгляд, выборы заведомо нелегитимны, а те, кто в них участвуют, по сути, утверждают их легитимность. Вторая часть оппозиции крайне малочисленна. Взгляды у людей из этой группы разнообразны: это и анархисты, и левые, и националисты, и просто гражданские активисты. Но, к сожалению, сейчас все политические движения в упадке.
Какой-то деятельностью, наверное, заниматься можно, но надо понимать, что сейчас это опасно для тех, кто на это решается.
— На ваш взгляд, оправданы ли риски для тех, кто продолжает проводить акции прямого действия или хотя бы одиночные пикеты? Эти инструменты эффективны, способны привлечь внимание общества?
— На тех, кто от политики далек, такие акции не действуют, на мой взгляд. Какая-то активность нужна, скорее, для того, чтобы само оппозиционное движение продолжало существовать, чтобы разные люди научились взаимодействовать между собой.
Лично я считаю, что люди рано или поздно выйдут на улицу. И это не зависит от оппозиции напрямую. Она едва ли могла бы сейчас собрать миллион человек, да даже 100 тысяч. Если люди выйдут на улицы, то это произойдет неожиданно, а оппозиция должна быть готова к этому моменту, иметь свою повестку.
К одиночным пикетам лично у меня всегда было достаточно негативное отношение. Большого смысла в них я не видел и раньше, а после введения больших штрафов и уголовной статьи риск от проведения одиночного пикета или несанкционированной акции стал практически одинаковым (Осужденный по статье о "неоднократном нарушении порядка проведения массовых мероприятий" Ильдар Дадин приговорен к трем годам колонии за четыре акции, две из которых были не требующими согласования одиночными пикетами — прим. Каспаров.Ru.) Зачем рисковать из-за мелочей?
— Из-за чего, по вашему мнению, люди выйдут на улицы?
— Скорее всего, это будут изначально не политические, а социальные протесты. Это надо понимать и не упускать из виду, потому что внутренние проблемы будут нарастать и дальше. И они волнуют людей. Вспомнить хотя бы протесты против застройки в парках Дубки, Торфянка, Дружба, сквере на Теплом стане.
— Нужно ли оппозиции подключаться к этим протестам? Тут ведь есть и такой нюанс: не все местные инициативы готовы идти на контакт с активистским сообществом. Некоторые изначально лояльны к власти, другие боятся, что внимание оппозиции им навредит. Вы часто присоединялись к тем же локальным инициативам по защите парков и наверняка сталкивались с подобным.
— Хотя сейчас у нас разошлись взгляды, но, мне кажется, стоит действовать, как в свое время делал Сергей Удальцов и движение "Левый фронт". Нужно стараться помогать всем таким инициативам. Так ты нарабатываешь свой социальный капитал, показываешь, что ты действительно решаешь какие-то проблемы. Конечно, завоевание доверия — это достаточно долгий процесс.
И в первый раз можно столкнуться с непониманием. Но во второй, в третий раз люди уже будут знать, что ваше движение помогло в каких-то других ситуациях. И отношение, естественно, поменяется.
— Как вы считаете, почему сейчас внесистемная оппозиция настолько малочисленна, особенно если сравнивать с 2011-2012 годами? Изменились внешние обстоятельства или власти удалось запугать общество?
— Началось все, я думаю, с "болотного дела", продолжилось другими арестами и судами. ФСБ таким образом разваливала самые активные политические движения.
Это сильно ударило по левым. Многие организации раскололись по украинскому вопросу. Некоторые люди увидели, что движение пришло в упадок, и сами решили отойти от дел.
— Насколько я понимаю, вы разделяете как некоторые левые, так и некоторые правые взгляды. Раньше диалог между этими сегментами протестного спектра был практически невозможен. Изменилось ли что-то сейчас?
— Никаких предпосылок даже к тактическому объединению по-прежнему нет. Однако есть движения, которые хотят отойти от традиционных представлений о "левых" и "правых", от связанных с этим субкультурных элементов. Таким было движение, в котором я состоял. Похожая идея была у "Народной воли", которая теперь отошла от дел. Сейчас появилось новое движение — "Национал-революционный авангард". Но ни левые, ни правые такие движения своими не считают.
— А по проблеме политзаключенных диалог между разными протестными группами возможен? Ведь это общая проблема.
— Большинство левых активистов считает, что помогать нужно только левым политзаключенным.
Лично я считаю, что нужно добиваться освобождения всех узников, вне зависимости от взглядов, ведь всех этих людей незаконно преследуют по политическим мотивам.
Но людей, которые придерживаются такого мнения, к сожалению, мало. Лично я знаю только одного человека, который готов помогать всем политическим заключенным — Владимира Акименкова (бывший "узник Болотной", фигурант первого "болотного дела", в настоящий момент помогает самим политзекам и их семьям собирать средства на обеспечение бытовых нужд — прим. Каспаров.Ru). Правда в последнее время ситуация начала меняться. Тот же фонд Ходорковского и Навального признал политзаключенным, например, Ивана Асташина (фигурант "дела АБТО" о ночном поджоге подоконника здания ФСБ, осужден на 9 лет и 9 месяцев колонии строгого режима — прим. Каспаров.Ru), правда это произошло во многом благодаря Петру Павленскому, спасибо ему (акционист требует переквалифицировать ему обвинение за поджог двери здания ФСБ на терроризм, поскольку именно такая абсурдная, с его точки зрения, квалификация была применена в "деле АБТО" и деле Сенцова-Кольченко" — прим. Каспаров.Ru).
