По просьбе беженцев их реальные имена изменены на вымышленные. Свое настоящее имя разрешила назвать только одна героиня материала.
Кемпинг "Деревня Озеро" в одноименном населенном пункте под Калугой встречает прибывающих многочисленной атрибутикой с флагом и гербом России. На будке охраны висят маленькие флажки, на закрывающей проезд деревянной конструкции растянут шарф "Россия". Охранник не очень разговорчив — для беседы с журналистом вызывает начальство, но пока оно не идет, пару общих фраз все-таки произносит: да, есть беженцы с Украины, некоторые уже уехали в другие города. Как рассказывает хозяин кемпинга депутат Андрей Савенков, люди размещены в его гостинице по инициативе программы "Военная тайна" канала РЕН ТВ и калужского "Боевого братства". Савенков поясняет: он звонит в Ростов режиссеру Александру Смирнову и тот информирует его о дате приезда и количестве следующей группы беженцев. Депутат поясняет, что сразу же согласился разместить переселенцев, потому что сам участвовал в первой чеченской войне.
На берегу озера маленькие деревянные дома c отдельными санузлами, вмещающие до четырех человек. Прямо перед ними — пляж и детская площадка: разноцветный поезд и огороженный участок с генерирующей пену машиной. В этих домах и живут приехавшие с востока Украины беженцы. Сейчас их 26 человек, из которых 10 — дети. До этого было 34, но 6 июля большая семья отправилась в Рязань, где местный житель предоставил им квартиру. Оставшиеся дома кемпинга пока занимают отдыхающие — всего кемпинг вмещает 44 человека.
Сейчас кемпинг ожидает нового заезда беженцев. Первые беженцы изначально приехали в город из пункта пропуска через границу в городе Гуково Ростовской области. Шахтер Максим говорит, что был там записан примерно тысячным беженцем. Он рассказывает о том, что многие шли пешком. Границу они пересекали под огнем.
Сначала автобус с беженцами привезли в школу-интернат, а потом им удалось связаться с режиссером Смирновым через Интернет, как кто-то посоветовал, и их отвезли в Озеро. Максим говорит, что изначальна их группа беженцев состояла из четырех автобусов, но один до границы не доехал. Со слов других людей, его расстреляли, в результате погибли переселенцы и один волонтер.
Питание, одежду и лекарства для пожилых людей подвозят волонтеры. По словам самих беженцев и сотрудников кемпинга, в основном все доставляют из Москвы, но местное население тоже помогает. Савенков замечает, что примерно 5-10% из той одежды, которую привозят, использовать уже нельзя — такую только на свалку. Правда тут же оговаривается: большая часть поступающей помощи не такая. "У одной женщины из первой группы беженцев маленький сын бежал в одних трусиках, а было холодно. Но мы тут же стали искать, во что его одеть. И шорты нашли, и кофту и кепочку", — рассказывает сотрудница кемпинга Надежда. По словам персонала, из Москвы же приехали врачи для двух беременных женщин, которые сейчас из Озера уже уехали.
"Мы вот тут с друзьями обсуждали, помогли бы так украинцы, как российские волонтеры. Думаю, вряд ли", — в сердцах говорит беженец Петр. О том, что на Украине существуют волонтерские программы переселения и помощи жителям горячих точек, он не знает.
Почти все находящиеся в кемпинге беженцы приехали из города Червонопартизанск Луганской области (многие называют город то так, то по-русски — "Краснопартизанском"), есть люди из Свердловска. Одна из причин, по которым выбрали Россию: от Червонопартизанска до Гуково около 80 километров — добраться туда было проще.
По словам одной из девушек, хотя часть людей из кемпинга была знакома между собой и до вынужденного отъезда, то, что они снова встретились в Ростове, в одном автобусе для беженцев, оказалось для них неожиданностью. А вот то, что друзья и соседи тоже покинули родной город, никого из уехавших не удивляет — о количестве беженцев из их населенного пункта все говорят одно и то же — уехало полгорода. Кто-то — в Россию, кто-то — в другие регионы Украины. По словам двух молодых матерей Ольги и Екатерины, в другие регионы Украины уехала даже большая часть — к родственникам.
Причину отъезда все называют одну — бомбежки и обстрелы. По словам одной из переселенок, взрослые все еще пугаются грома, а маленькие дети, глядя на летящий самолет, спрашивают родителей:
"Опять "бандера" летит?" В этой фразе не только страшный опыт войны, но и отношение беженцев к украинской стороне конфликта и шире — к западным регионам.
Максим рад, что уехал в Россию. Говорит, что на Украину ехать побоялся, хотя в Виннице у него живет двоюродный брат. "Там нет доверия к власти, неясно, что бы дальше со мной было, если бы я туда переехал. Там у них идет полная мобилизация до 50 или до 55 лет (Верховная рада Украины в марте приняла закон о частичной мобилизации, по которому до 50 лет могут быть мобилизованы резервисты и военнообязанные. Люди, уволенные в запас и невоеннообязанные призваны быть не могут — прим. Каспаров.Ru). Так что получается, если бы я приехал как переселенец с Донбасса, мне бы пришлось брать автомат в руки и идти воевать против своего отца, против брата?" — объясняет Максим, почему не поехал на Украину.
Он рассказывает, что среди людей, пересекавших границу вместе с ним 20 марта, были "бандеры" с Ровно и Львова — так Максим называет жителей западных регионов страны, — которые говорили, что уезжают в Россию "на заработки" и тоже не хотят воевать на стороне Украины, хотя их и призвали. О страхе мобилизации "против своего народа" говорят и другие мужчины-беженцы.
Ополченцев Максим поддерживает и говорит, что у него самого друг воюет на их стороне. По его мнению, "воевать с хунтой" — справедливое дело. Батальон "Донбасс" он называет "наемной армией Коломойского", сражающейся за деньги против "своего народа", Национальную гвардию Украины презрительно именует "нациками", ругает "Правый сектор", члены которого, по его мнению, приезжают в регион и занимаются мародерством. Не под запись обо всех этих силах он говорит еще резче.
Вообще слова "фашисты" и "нацисты" часто звучат почти от всех беженцев.
На вопрос, почему он думает, что это именно приезжие националисты грабят дома, Максим отвечает, не задумываясь: "Разве местные стали бы у своих красть?" С другом из ополчения ему время от времени удается созваниваться, но об обстановке в регионе со слов друга Максим распространяться не хочет. Отвечает лаконично: "Стреляют". По его словам, домой он вернется только если ЛНР и ДНР добьются независимости.
Пугают Маскима не только увиденные им лично обстрелы и бомбежки, но и ужасы, о которых он слышал в программах российского телевидения или читал в СМИ. По его мнению,
российских журналистов на востоке Украины убивают специально, "чтобы весь мир не узнал правды".
Он уверен, что власти Украины договорилось о том, чтобы использовать тела убитых жителей юго-востока как источник органов для пересадки "немцам" — якобы это стало известно из переписки Юлии Тимошенко (экс-премьер страны в нынешние органы власти не входит — прим. Каспаров.Ru). Максим убежден, что есть даже специальные планы с конкретным числом органов, которые должны быть вырезаны у убитых.
Ужас перед "черными трансплантологами" вообще один из самых популярных у беженцев в деревне Озеро.
Среди других — концентрационные лагеря для жителей юго-востока, куда попадают и те, кто пытается уехать от войны, безжалостные убийства детей и женщин украинскими военными в отвоеванных городах (лично никто из опрошенных беженцев такого не видел — все ссылаются на федеральные каналы — прим. Каспаров.Ru) и закрытие шахт с их последующим использованием в качестве свалки для захоронения ядерных отходов США.
Закрытия шахт, которые в том же Червонопартизанске служат едва ли не единственным источником работы, боятся все беженцы, с которыми удалось поговорить. По их мнению, новое правительство страны, действующее по указке США, в любом случае намерено их закрыть — вместо угля будут добывать сланцевый газ. Беженцы уверены, что Славянск войска Национальной гвардии Украины захватили исключительно ради него. Железнодорожник Сергей считает, что Нацгвардия Украины специально бомбит главные предприятия востока Украины, чтобы люди оттуда уехали и можно было начать добычу. Боятся того, что добыча сланцевого газа превратит регион в пустыню, заразит родники, а люди погибнут. Верят беженцы и в то, что пришедшим на Майдан заплатили и среди них было много наркоманов.
Вообще, по мнению беженцев, именно экономические проблемы послужили первой причиной конфликта на востоке Украины. В разговорах многие говорят о низком уровне жизни в регионе, плохих дорогах и упоминают, что восток "кормит Украину": в Киев идут огромные налоги, но возвращается в Донецкую область только их малая часть. Переселенцы называют цифры от 15 до 30% (по официальным данным, Донецкая область не регион-донор, а наоборот, дотируемая территория — прим. Каспаров.Ru). Шахтер Иван рассказывает, что Рада якобы "собиралась собрать с людей деньги "на ремонт Киева". Беженцы возмущены. По их мнению, так во всем. Например, на Майдане люди стояли за свои идеи и теперь у них есть "небесная сотня", а убитых ополченцев называют террористами.
Чудовищную социальную и медицинскую ситуацию описывают многие. Так, Шахтер Иван говорит, что в городе селикоз (заболевание, вызванное скапливанием в легких угольной пыли — прим. Каспаров.Ru) у каждого второго, при этом официальный диагноз можно только купить за большие деньги — пять-семь тысяч долларов. Он ссылается на больного отца друга, который заплатил примерно такие деньги. Зачинщиками войны те беженцы, с которыми удалось поговорить, называли войска украинской армии. Ополченцев все опрошенные считают защитниками. Максима возмущает, что кто-то из Червонопартизанска давал Национальной гвардии информацию о местонахождении ополченцев — он считает это предательством. Тем не менее никто из беженцев, по их словам, сам не воевал в рядах сепаратистов. Однако переселенец Петр говорит, что с ним в одном автобусе ехал человек, который хотел записаться в ополчение. Сейчас он уехал в Москву. Человек этот рассказывал, что он снайпер. В ополчение его, однако, не взяли. "Туда просто так, с улицы, не берут", — замечает Петр.
Мнения о том, какой должна была быть судьба ДНР и ЛНР, у переселенцев тем не менее разнятся. Нет единого понимания, за что именно выступали ополченцы изначально и на что был направлен референдум. Кто-то говорит, что требовали большей автономии в составе Украины, другие спорят, что хотели полной независимости республик. Все беженцы отмечают, что многие избирательные участки во время президентских выборов так и не открылись — не давали ополченцы. Кроме того, ополченцы не давали агитировать.
При этом многие из приехавших тут же ругают Порошенко, который якобы заранее заявил, что выборы можно провести и без востока, и винят его в игнорировании региона. "Но люди просто и сами не хотели голосовать. Разве что очень немногие хотели", — отмечает при этом Иван. У многих в голосе обида: "Наш референдум не признали, якобы у нас все не по-настоящему. А свои выборы у них якобы были по-настоящему", — замечает Иван.
Максим и Светлана — женщина, приехавшая в Россию вместе с сыном, снохой и их детьми, хотели бы, чтобы регионы вошли в состав России. Максим хоть и считает, что России сейчас нельзя вводить войска в Луганскую и Донецкую области из-за тонкой политической игры на мировой арене, все-таки думает, что было бы хорошо, если бы она "не оглядывалась на Америку".
В свою очередь, мать-одиночка Екатерина, приехавшая в Озеро вместе с дочкой, несколько раз в разговоре подчеркивает — "независимость" республикам необходима, но "только в составе Украины": "Они же изначально в ее составе были". По ее мнению, России эти регионы вообще не нужны и ожидать присоединения было бы глупо: "Им только Крым нужен был". Екатерина объясняет, за что изначально выступали сторонники "федерализации": русский язык как еще один государственный в регионе, большая экономическая самостоятельность. В разговор вмешиваются еще несколько человек. Спорят о том, как лучше, и чего же все-таки хотели в ходе референдума — полного отделения, присоединения к России или большей самостоятельности. "Пусть мужчины, которые работают в шахтах, работают сами на себя, а не на чужих дядек. Пусть деньги не распределяются через Киев, а они сами решают, куда их пустить", — объясняет необходимость отделения региона Ольга.
Все высказываются эмоционально, но, как ни странно, спор быстро тухнет — видимо, ни у кого нет желания ссориться из-за этого больного вопроса. В разговоре выясняется — ситуация на юго-востоке Украины и так уже многих перессорила с когда-то близкими людьми. Светлана прекратила общаться с родственниками из Днепропетровска.
"Они мне начали навязывать свою идею. Муж моей тети всю жизнь был коммунистом, значок переодевал с пиджака на пиджак, был правильным, парторгом шахты. А тут вдруг они мне звонят и удивляются, почему мы не голосуем за Порошенко. "Какой референдум, что вы тут городите?" — говорят. Я предложила им разойтись мирно. Они просто-напросто исчезли из моей жизни", — рассказывает о ссоре Светлана. "Я не хочу стоять на четвереньках и слушать, как Порошенко говорит, что приехал наводить порядок. Пусть у себя на западной Украине наводит", — резюмирует она.
Мать четырех детей Ольга рассказывает, что изначально хотела поехать в западную Украину к родственникам, но они ее не приняли. "У меня родственники в Винницкой области, но мы очень сильно поругались. Я говорю: "Пустите, у меня четверо детей, тут бомбят". А они обвинили нас: "К вам наших ребят посылают, а привозят обратно гробы. Это вы во всем виноваты со своими лозунгами "Мы Новороссия", "Спаси нас, Россия". Мы у этой дебильной России помощи не просили", — пересказывает Ольга.
"Кому ехать некуда, те поехали в Россию. А куда еще? Что, Украина нас принимает? Украина нас не принимает!" —
эмоционально говорит девушка. "Все она принимает. Вчера тетя Тамара звонила — везде там принимают беженцев!" — не соглашается ее подруга Екатерина, с которой Ольга общается уже 16 лет. Екатерине о переселении на Украине рассказала тетя по телефону, но подробностей она не знает.
Светлана говорит, что на ее работе в киевской фирме по производству бань люди тоже спорили и даже был случай развода на этой почве: муж был за Порошенко, а жена — за ДНР И ЛНР. "Да люди кто за что. Я вон тоже, может, уезжать не хотел, но что поделаешь под обстрелами?" — неожиданно мирно замечает Иван.
Екатерина на вопрос о том, планирует она жить в России или вернуться на родину, отвечает уверенно: "Домой, только домой!". Из всех опрошенных беженцев она единственная однозначно хочет жить на Украине. Не верит она и в то, что может найти здесь работу. Сама она в Червонопартизанске была банщицей. В родном городе у Екатерины остался брат. Жену он отправил в центральную Украину, но сам не поехал. "Он говорит: "Если я приеду туда, то меня в армию заберут. Так что же, я буду в своих, в наших ополченцев стрелять? А если я откажусь — посадят". Вот он и остался", — объясняет Екатерина.
Иван рассказывает, что и у него в Червонопартизанске остался друг, который продолжает ходить на работу под обстрелами — спускаться в шахту. Максиму и Ивану это непонятно. Иван вспоминает о группе горняков, которая восемь часов провисела в подъемной клети — из-за бомбежки сломался подъемный механизм. "70 или 80 метров из 700 не хватило подняться вверх", — замечает Иван. Беженцы оживляются — даже девушки в курсе технических нюансов шахтерского дела.
Светлана рассказывает, что некоторые жители города и рады бы уехать, но им не дают расчета. "Я лично, когда уехала, написала СМС своему начальнику о том, что я не выйду сегодня в ночь на работу — я уже в России", — рассказывает она. Беженцы предполагают, что это связано с тем, что в городе не объявлено военное положение и уехавших могут спокойно уволить, не заплатив. Иван говорит, что слышал — автобусы с переселенцами не просто не выпускают, а расстреливают. Эту тему продолжают еще несколько человек. "Нацгвардия расстреливает своих. Считают, что те, кто сюда выехал, — предатели", — говорит Светлана. Одна из девушек парирует, что не стоит читать газеты — там немало придуманного.
У тех, кто хочет остаться в России, мотивы схожие. Ольга признается, дело даже не в политике: просто она не хочет для своих детей будущего в депрессивном регионе. Если бы не дети, она из своего города не уехала даже при обстрелах. Петр — один из немногих, кто здесь не из Червонопартизанска. Он приехал с родителями и девушкой из Свердловска. Они оба хотят получить гражданство, уже подали документы на статус переселенцев. В России они надеются устроиться по специальности — железнодорожниками. Петр уверен, что на Украине беженцев бы уничтожали — поместили в концлагеря: "Показывают по телевизору. Говорят, правда". Кроме того, он признается — в душе он русский, а Украину "никогда не уважал".
Приехавший с женой Ириной и дочкой Аней шахтер Иван надеется, что в России возможностей добиться нормального будущего будет больше. Пока он настроен оптимистично. Иван на работу по специальности не надеется, но уже обдумывает вариант трудоустройства водителем поезда в метро. "Чтобы тоже под землей, поближе к шахтерской работе?" — смеется Светлана. Иван объясняет, что на этой работе и зарплата приличная, и весь соцпакет есть. По его словам, это предложила приезжавшая пара волонтеров. Они пообещали также, что предоставят квартиру на год-два.
Вариант возвращения на Украину Иван рассматривает только в крайнем случае — если ничего не сложится здесь. "Даже если война закончится, ведь все будет еще долго восстанавливаться. Обратно можно будет ехать, только если будет куда. Если наши дома там еще целы будут. А иначе там, как и тут, придется все с нуля начинать", — замечает он. Того, что по возвращении беженцев их дома будут разрушены, опасается и Светлана.
Звучат слова о том, что Нацгвардия Украины бомбит город наугад, предположения, что новое правительство Украины может закрыть шахты — предприятия, "без которых город вымрет". Многие думают, что военные действия затянутся. Светлана ссылается на некого политолога, который заявлял, что они будет длиться не менее 10 лет. Ольга и Екатерина не думают, что война продлится так долго. "Три танка кинуть на наши Партизаны, и будет городу хана. Это же город поселкового типа", — замечает Екатерина.
Хотя большинство хочет остаться в России, видимо, все не столь однозначно, как может показаться. Под конец беседы многие просят у корреспондента телефоны разных служб, занимающихся в России переселенцами, и телефон консульства Украины.
Беженцы часто возвращаются в разговоре к своему городу. Говорят с любовью, иронией, сожалением. Вспоминают немногочисленные достопримечательности: памятник Ленину, который стоит в центре города, и аллеи. "И детская площадка на бетоне", — шутит Максим. Ольга и Екатерина отвечают, что детская площадка нормальная, по крайней мере лучше той, что они увидели в первой деревне, куда их отправили из Ростовской области.
Их повезли под Рязань, куда именно — никто не знает. Там они увидели голую степь и крошечный населенный пункт, в домах которого через один не было окон, дверей и крыш. Там они спросили у детей трех и пяти лет, ходят ли они в детский садик, но они не знали такого слова. На вопрос о работе родителей дети ответили, что те сидят дома. "Там же нет никаких производств, где мы будем работать? А волонтеры нам сказали, что мы едем в Рязань и нас там встретит мэр города. И он поможет с работой", — вспоминает Светлана.
По ее словам, беженцы взбунтовались и потребовали, чтобы их отвезли обратно в Гуково.
"Но туда нас не стали везти. В итоге за время, сколько нас везли, нас восемь раз высаживали со словами: "Все, вы выходите, у нас проданы билеты, сейчас мы набираем людей, которые сядут по билетам".
Мы ответили, что не выйдем", — рассказывает она. В результате в два часа ночи они добрались до деревни Озеро. Путь занял 27 часов. "Нас накормили. Я думала, пусть холодно в доме, но лишь бы в доме. А тут еще включили отопительные приборы. Я проснулась как в раю", — описывает ситуацию женщина. С палаточным лагерем в Гуково она сравнить не может — ее семья во время пребывания в распределительном пункте бесплатно жила у волонтеров в квартире.
С Украины Светлана уезжать изначально не думала — решение было принято за пару часов. Она уехала, оставив в Червонопартизанске трехкомнатную квартиру в новом доме, гараж и частный дом с большим огородом, в котором сын жил с женой. "Утей выпустили месячных, собак отвязали. А дедушка звонил и говорил, что собаки предано лежат во дворе, никуда не уходят. Это я детей еле вытащила. Они уезжать из-за хозяйства не хотели", — рассказывает Светлана. Для нее последней каплей стало, когда в пять утра стали одновременно бомбить Изварино, Краснодонск и Червонопартизанск. "Что это за жизнь такая, если в подвале стоит бутылка воды, фонарик, свечка, ведерко вместо туалета? Я кинула туда пледы, подушки, досок накидала. Сидели у детей в подвале. Собаку туда затащили, так она лизала нас, благодарила, все успокоиться не могла", — эмоционально рассказала женщина.
"Было установлено перемирие до 27 числа. Но как стреляли, так и продолжили. Каждый божий день с утра, часов с 10 до 17 был перерыв, а потом все снова начиналось", — описывает ситуацию в Червонопартизанске Иван. Другие беженцы перечисляют другие признаки войны, в какой-то момент ставшие для них привычными: сирены по утрам, пролетающие над домами самолеты. "Когда рядом бомбят, окна дрожат", — замечает Иван. "Кажется, что сейчас бомба в трубу влетит", — продолжает Светлана. Они говорят, что некоторые осколки попадают в дома. "Пережил ночь — повезло", — замечает Ирина, жена Ивана.
Беженцам обидно сталкиваться с непониманием их поступка, ведь за них фактически все решила война. Даже в кемпинге, по рассказу одной из приехавших, отдыхающие обсуждали их и говорили, что переселенцы в России не нужны и им беженцев не жалко. "Как сейчас все начать с нуля? Мы-то будем пытаться, потому что у нас другого выбора нет. Но это очень страшно. Есть такое мнение, что мы перешли границу, что мы вроде как... — тут Светлана задумывается, — что мы как нахлебники. Я смотрела обсуждения в Интернете — противно их читать. Я хочу сказать, что это может писать только человек, который не был на нашем месте, в этой шкуре". "Мы не просим нас жалеть, — вспыхивает Ольга. — Не надо нас ни жалеть, ни осуждать. Дело ведь в чем... это они там, наверху, деньги поделить не могут. А люди страдают".
